ДухИ и дУхи

Безмолвие. Покой. Одиночество. Идеальная обстановка для того, чтобы сотворить незамысловатое чудо…

Томас медленно перебирает разложенные на столе травы и цветы, едва касаясь пальцами стеблей - как будто прислушиваясь к чему-то, одному ему ведомому. Ещё не успел за окном окончательно рассеяться утренний туман, а он уже был на ногах – пожалуй, единственный из всех студентов Магисмо, кому спокойно не спалось в это прохладное летнее воскресенье. Неудивительно, что в сию глубокую рань компанию аристократу в алхимической лаборатории составляла лишь тишина, в последнее время так редко находившая его в благом самочувствии. Не к его чести сказать, но в исследовательском корпусе Мортемер оказался, кажется, впервые за все годы его обучения – новизна обстановки всё ещё несколько сбивала с толку. Была ли виновата в этом катастрофическая нехватка времени или банальное отсутствие желания – Томас, если честно, разбираться уже не хотел. Разворошить своё итак безрадостное прошлое он успеет как-нибудь в другой раз, а пока…

Он осторожно раскладывает свежедобытые ингредиенты, каждый – в соответствии с порядком значимости для его предстоящей задумки. Из распахнутого настежь окна тянуло утренней свежестью, но даже она не могла перебить букет пряных запахов, окруживший Томаса тонким волшебным флёром – лаборатория, что поначалу встретила его покинутой затхлостью, наконец наполнилась живым дыханием... блондин бы сказал – Лета, но аромат, щекотавший ноздри, был слишком трепетным для этой агрессивно-жаркой поры. До странности нежный, до боли ласковый, какой-то совершенно ненавязчивый, которым дышишь и никак не надышишься… Будто пьёшь вино из взлелеянных солнцем одуванчиков и никак не напьёшься.

Запахи. Они повсюду. Окружают нас каждый миг, качаясь на волнах парящего вокруг воздуха. Волшебство ароматов было знакомо Томасу ещё с детства, но, в какой-то момент забытое и похороненное, оно долгое время оставалось для него не более, чем воспоминанием из отринутого прошлого. Как долго ты бы не открещивался от себя и своей истинной сути, каждому, рано или поздно, придётся возвращаться к истокам – пришлось и Мортемеру, что неожиданно нашёл в себе не только силы встретиться с призраками былых несчастий… но и, к своему так и не прошедшему удивлению, сильную увлечённость парфюмерией.

Внезапно для человека его толка, правда? Он заинтересовался ею не так давно, но уже нашёл в ней дело, которым поныне занимался с каким-то чуждым ему удовольствием. Кто-то несведующий, застав Мортемера за работой, сказал бы, что тот собирается варить зелье, но нет. Это было бы слишком просто. Он пришёл делать духи. Но в этот раз не те, обычные, которые могут лишь служить приятным дополнением к образу – полгода хватило с головой, чтобы разобраться в принципе их создания…

Пряный имбирь и цедра задорного апельсина. Палочка взбалмошной корицы и крохотный листик легкомысленной мяты. Нежность ванили, дерзость сандала, веточка розмарина и щепотка тимьяна – какой он, запах искренней любви? Похож ли он на буйство восточных пряностей, кружащих голову в опьяняюще-сладком безумии? Гвоздичную трепетность, пионовую чувственность? Возможно ли в принципе подвести это таинственное чувство под столь необычную категорию познания?

Томас никогда ранее не обращался к любовной магии. По сути, это был его первый опыт общения с оной. Не сказать, что он испытывал к этому виду колдовства презрение, скорее отчуждённое равнодушие. Добывать желаемое с помощью приворотов казалось гордому аристократу недостойным его сил и внимания, а потому долгое время сфера любовной ворожбы оставалась для него темой, не представляющей интереса. Но когда ясность рассудка начинает изменять разуму, а ранее неприступная крепость рационализма сдаёт все позиции, безнадежное, выпущенное из клетки сердце вдруг пускается на поиски чудес…

И то, что ранее казалось тебе неприемлемым, неожиданно становится таким… заманчиво правильным.

Ох, он уже достаточно натворил безумств, казалось бы, - пора прекратить, – а он всё никак не может остановиться. Как будто с его глаз наконец-то сдёрнули серую ветошь – и он оглушённый обилием красок, наконец увидел настоящий мир во всём его великолепии…

Give us a little love, give us a little love/Дай нам немного любви, дай ещё немного любви,
We never had enough, we never had enough/Нам никогда не будет её достаточно, никогда не будет достаточно…

Хотя, что есть безумие? Даже оно теперь казалось чем-то весьма относительным, как и расплывчатое понятие нормы, под которое «адекватные» люди так любят друг друга подгонять. Безумие. Мания. Интересно, а чем пахнет навязчивая идея? Томас сказал бы, что кардамоном и сладкими специями, но чуткого обоняния далёким воспоминанием касался лишь запах майского мёда…

Блондин задумчиво усмехнулся, едва заметно – с какой-то потаённо горькой иронией. Осмотрев плоды своих трудов, он поднял взгляд к одному из шкафчиков. Не хватало ещё нескольких ингредиентов, и если одну их часть парень принёс с собой из ближайших замковых окрестностей, то вторую придётся искать среди местных лабораторных запасов. С этой целью Мортемер и направился неторопливо к шкафам у стены, засучивая рукава бледно-голубой рубашки – работа обещала быть если не продолжительной, то весьма занимательной. Как раз то, что нужно, чтобы занять свой страждущий, не находящий покоя ум – кажется, он опять плохо спал в эту ночь… А впрочем, так ли важно?

Солнышко еще только-только коснулось горизонта, чтоб вынырнуть и осветить весь мир, а по коридорам уже бодро шагала юная девушка. Черные вьющиеся волосы были собраны в два хвоста, придавая чуть хищным чертам лица немного мягкости. На губах играла легкая задумчивая улыбка.

Самоуправление подходило к концу, а значит, действие оборотного зелья вот-вот окончится, нанесенная иллюзоная внешность спадет и жизнь продолжится своим чередом.
Но пока у нее есть еще пара часов, чтоб закончить некоторые дела, а заодно подготовится к новому семестру. Ведь он просто продлится и времени на подготовку не останется.

С корабля на бал, точнее с бала в лекционный зал.

Замок был пуст и тих, словно не обитали в нем неугомонные студенты, не летали неспящие приведения, не носили совы писем. А ведь предрассветная пора самая удобная для сов. Девушка распахнула ближайшее окно и высунулась в него почти по пояс, но нет, сов не видно. А жаль.
Сбегать бы посмотреть, как там ее совушка, может, принесла хоть пару строчек. Но времени нет, солнце почти взошло, а дел еще не деланых вагон и горочка.
Да и стоит ли ждать того, что не произойдет? Чуда?

Она искренне верила в чудеса, часто старалась строить их собственными руками, но, когда кто-то так долго не отвечает на письма, есть ли смысл надеяться? Ведь если бы хотели ее видеть, обязательно бы нашли способ связаться…
Вновь улыбнувшись, словно немножко расстроенно, толкнула дверь в лабораторию.

Она ожидала встретить пустоту, чуть затхлый запах пустующего помещения, оседающий на языке привкусом пыли. Одиночество. Безмолвие. Покой.
Вот только, кажется, она забыла, кто всегда и неизменно следует за этими тремя составляющими.
Найди такое место и будь уверен, очень-очень скоро там появится он.
- Доброе утро, - девушка улыбнулась, - если оно, конечно, доброе.

Кто бы знал, чего ей стоило удержать лицо. Доиграть роль до конца и не сорваться в последний час. Карие глаза с любопытством осматривали юношу, словно видя впервые.
Это было не так, но она так давно не видела его, что успела позабыть, как он выглядит. Все тот же гордый снежный лорд.
- Томас Мортемер, если я не ошибаюсь, - улыбка стала ярче, и будто бы немного саркастичнее, – Алисия.
Девушка представилась и неспешно подошла к столу, на котором были разложены цветочки-корешочки.

Проведя рукой по лепесткам некоторых цветов, повернулась к парню, словно безмолвно спрашивая, - «что же ты задумал, Мортемер».
Ничего не изменилось. Или же изменилось слишком много? Кто теперь разберет.
Теплое утреннее настроение замерло в весьма неустойчивом положении. С одной стороны девушка была весьма рада видеть парня, с другой, выразить этого было нельзя, по крайней мере, не сейчас, но была еще и третья сторона.

Глубоко вдохнув сладкий аромат полевых трав, на мгновение отвернулась к окну, взглянув на солнце. А повернувшись, снова неуловимо улыбалась.
Она знала, как сильно Томас не любит незнакомых людей. Месть была глупая, детская, почти беспричинная, но так хотелось.
Конечно, она могла бы извиниться и уйти, к тому же работа парня явно была в самом разгаре, но… А вот не уйдет и все тут. Пусть терпит, ничего с ним не случится. И вообще, имеет она право проявить капельку вредности или нет? Сейчас девушка была абсолютно уверена, что да имеет.

Вновь перебрав цветы, вытянула несколько ромашек и ловко вплела в темные волосы, оставив одну в руках. Лепестки разлетались неспешно, подхваченные прохладным утренним сквознячком. Алисия смотрела на парня не спуская глаз, а губы беззвучно шевелились, повторяя слова простейшего девчачьего гадания. Сосредоточенность? Этого сколько угодно. Внимания? Хоть отбавляй. Здоровье? Возможность прервать? Все правила безопасности описанные профессором самоуправления выполнены. Только глаза смотрят уверенно и чуть вопросительно на работающего парня, да смех искрится где-то в глубине души. Все же ее любовь к шалостям неискоренима.

- Апельсин, имбирь, ваниль. Никак приворотное зелье варить собрались, вельм Мортемер? – Девушка закончила обрывать несчастную ромашку, так и не озвучив результата. И внимательно присмотрелась к отложенным травам. – Все чудесатее и чудесатее, как говорила Алиса в стране чудес.

Девушка погладила несколько лепестков, лежащих на столе, цветов и задумчиво продолжила.
- Знаете ли вы, студент, что приворотные зелья, влияющие на волю человека в Магисмо под строгим запретом? И вообще, - девушка ухмыльнулась, отходя от рабочего места и присаживаясь на подоконник, опираясь спиной о раму распахнутого окна, - Кто посмел отказать столь сиятельному юноше?
Слова звучали с изрядной долей сарказма. Девушка словно испытывала его, говоря «почувствуй-ка на себе, то как относишься часто к другим». А быть может это было что-то совсем другое?

Обыкновенный вереск. Всего пара веточек и того будет довольно, но обязательно – свежих, чтобы не потерять всей полноты опьяняюще-сладкого аромата. Чем пахнут цветы, чьи поля по старинной легенде стали последним пристанищем для пиктов-медоваров? Медвяной сладостью с оттенком горечи – по уже отработанной за год привычке Томас подносит одну из веточек к носу, задумчиво усмехаясь. Аромат самой богини любви Афродиты – не зря ведь этот перламутрово-розовый подвид даже был в её честь поименован. Подобно благословению свыше, он придаст трепетным чувствам глубины, а эмоциям – силы. Имбирный корень добавит твёрдости обозначенным намерениям, задорный апельсин – раскроет обаятельную чувственность, нежная ваниль вызовет благосклонное расположение. Перебирая полку за полкой в шкафчике с ингредиентами, Томас шёпотом про себя повторяет значение каждого найденного из них – у него, естественно, был примерный набросок состава будущих духов, но в их создании всё ещё оставался огромный простор для творчества. Слишком общим было представление о том, что именно он хотел получить в итоге, - а потому подбирал всё, что мало-мальски подходило под основную идею, планируя по ходу пьесы утвердить и окончательный букет аромата.

Аристократ настолько сильно увлекается своей работой, что даже не слышит, как скрипит позади отворяемая дверь. Лишь когда он оборачивается обратно к столу с намерением водрузить на него все свои находки, то замечает притаившуюся около входа девушку, на первый взгляд – совершенно ему незнакомую. Да и на второй тоже. Память на лица у Томаса, благо, была отменная, а если бы ранее им приходилось пересекаться, то подобное внешнее сочетание – чёрные волосы и карие глаза – точно отложилось бы у него в воспоминаниях.

На чужое «Доброе утро» парень неторопливо кивает с ответным «Доброе», рассматривая девушку с лёгкой печатью удивления на лице. Он определённо не ожидал гостей в столь ранний час – тем более тех, которых ему доводилось впервые видеть. Вот, казалось бы, и встал пораньше, и место выбрал, куда мало какой студент сунется от праздной скуки, тем более - летом, а поди ж ты, и здесь нашли.

Томас иронично хмыкнул про себя, подходя к столу и выкладывая на него добытые богатства. Что-то говорить и спрашивать он не торопился, если понадобится – девушка сама всё спросит. Время для знакомства было явно выбрано не самое удачное, но и прогонять студентку восвояси Мортемер не собирался – он же не какой-нибудь изувер, в самом деле, хоть и имеет в Магисмо репутацию далеко не самого приятного в общении человека. Оставалось только смириться с наличием нежданной компании, как с досадной помехой – его работе это вряд ли помешает, если конечно девушка не начнёт лезть под руку.

Собственное имя, сорвавшееся с губ незнакомки, заставило парня аж оторваться от разбора ингредиентов и вновь воззриться на собеседницу. В этот раз – выразительно изогнув бровь в выражении подозрительного недоумения – некоторые привычки тем временем стабильно оставались неизменными. Подобная осведомлённость девушки как минимум… настораживала. Как максимум пугала. Либо каким-то неведомым для себя образом он успел помимо репутации нажить себе ещё и громкую славу, раз уж его теперь узнают даже первокурсники, либо…

Томас едва удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Точно. Самоуправление… Вот надо было ему вернуться именно тогда, когда в университете всё идёт вверх дном. В собственную известность, бегущую дальше отбрасываемой тени, Мортемер не верил – он к подобной головной боли не стремился, это во-первых, во-вторых, его здесь не было больше года. Даже если слава и появилась, то за такой длительный срок отсутствия её источника давно уже выдохлась. По сему выходит, что за личиной эффектной студентки скрывался кто-то из преподавателей. Впрочем, вариант первокурсницы с сильным провидческим даром тоже имел право на существование, хотя звучал ещё более фантастично, чем мысль, что Томас каким-то чудом умудрился прославиться на весь Магисмо…

Хотел в тишине и одиночестве заняться парфюмом, ну да, когда ему вообще хоть чем-нибудь удавалось спокойно заняться…
Мортемер философски хмыкнул:

- Рад знакомству, - и усмехнулся краем губ, как будто ещё не до конца для себя решив, как именно ему стоит относиться к новой знакомой. Впрочем, уже спустя мгновения Томас вернулся к работе, как ни в чём не бывало - в игру преподавателей он всё равно вмешиваться не планировал, а даже если это и первокурсница… тоже невелика беда.

Аристократ медленно перебрал травы, в конце концов, осторожно вытягивая из общего вороха два пиона, срезанных в Изумрудном саду. Издавна - символ преданной и нежной любви. В каждом парфюме есть три ноты, которые составляют общее представление об аромате: верхняя нота – задаёт первое впечатление от запаха и испаряется в течение 15-30 минут после нанесения на кожу, средняя нота – «сердце духов», придаёт основной букет аромату, и, наконец, базовая нота – чувствуется дольше всего и испаряется в течение нескольких суток. Пионы должны были стать основой для «сердца» - Том мог бы выбрать розы, но… Ему не нужна обжигающая до боли страсть, которая после себя оставляет лишь выжженное пепелище. Любовь тоже бывает разной, а его любовь – это не взбалмошная капризная роза, о чьи шипы так легко порезать пальцы, как об огонь чужой жизни легко обжечь руки… Настоящая любовь – это что-то очень нежное, очень ласковое, почти хрупкое и при этом невероятно глубокое и сильное. Что мало кому объяснишь, и ещё меньше – покажешь. Такая любовь предназначается лишь для одного…

Томас обхватил пальцами один из бутонов, осторожно срывая его с стебля. Пионы уже готовились вскоре отцвести, так что лепестки отрывались легко и без боли и после складывались в заранее заготовленную пиалу. Со стороны казалось, что Мортемер уже и думать забыл о своей новой знакомой, но он не переставал краем глаза изредка на неё поглядывать. Впрочем, как и чутко прислушиваться к передвижениям – всё-таки в присутствии незнакомых людей он и вправду чувствовал себя несколько неуютно. От его внимания не укрылось то, как одна из ромашек вплелась в ворох чёрных волос, а вторая под изящными пальчиками лишилась лепесток за лепестком своего облачения– любит, не любит, любит, не любит...

Не любит — буквально одними губами, едва ли громче шёпота осеннего ветра. Не просто знание — приговор, не подлежащий суду и обжалованию.

Он уже мог с безжалостной точностью сказать ответ, не дожидаясь результата гадания. Не зови. Не надейся. Не пытайся. В его сердце слишком давно безраздельно властвует весна, чтобы в нём оставалось место для кого-то ещё. Могло ли быть иначе? Только если под ложной личиной напротив скрывался тот, о ком мысли не давали покоя — но когда-то он уже принял желаемое за действительное. Второй раз обжигаться было далеко не легче, чем в первый…

Их взгляды пересеклись, но не больше, чем на долю секунды. Томас едва заметно усмехнулся, но так и не произнёс на этот счёт ни слова «за», ни слова «против» – ромашки в духах ему всё равно были без надобности, потому с него не убудет, если пару из них одолжит едва знакомая девушка.

«вельм Мортемер» - неожиданно даже для себя аристократ на этих словах поморщился. Буквально на миг, чтобы это можно было уловить взглядом. Не то, чтобы собственная фамилия начала вызывать в нём отторжение, но он как-то успел привыкнуть к тому факту, что к нему в Магисмо чаще обращаются по имени. Впрочем, не исковеркали фамилию - и на том спасибо.

- Минус десять очков с Прешта, - парень насмешливо хмыкнул, не глядя на девушку. – Не зелье, а парфюм, хотя на первый взгляд разница не особо велика.

Если у него и оставались сомнения насчёт принадлежности Алисии к прештовцам, то после её последней фразы они моментально рассеялись. Обращаться настолько официально к студентам имели в привычках только преподаватели – и то если те перед ними сильно провинились. Что-то ему это больно напоминало – Томас кинул на девушку ещё более подозрительный взгляд, но… тут же тряхнул головой. Годы шли, паранойя тоже развивалась. Ему определённо надо больше внимания уделять делу, а не всяким взбалмошным студенткам. Эта девушка вроде бы и не мешает, но… чёрт возьми, нервирует.

- «Когда чудеса становятся бредом, разум превращается в безумие», - юноша загадочно хмыкнул, заканчивая с пионами и подхватывая со стола веточку вереска. Не совсем Алиса, но тоже близкий к ней персонаж. – Впервые слышу про запрет на приворотные зелья. Я знаю только про табу на использование и изучение тёмной магии, а безобидная любовная ворожба к ней явно не относится. Тем более я не назвал бы это приворотом…

Томас фыркнул, внезапно – в голос, обращая на девушку изумлённо насмешливый взгляд. Как его только не называли на протяжении этой бренной жизни, но сиятельным юношей… Парень покачал головой. Он даже не знал, что его удивляет больше – это обращение или предположение, что ему кто-то посмел отказать. Нет, он не спорил, отказать могли, и в какой-то степени даже имели на это право, но…

- Хвала небу, никто. Пока ещё никто, - Томас ловко подбросил в воздух апельсин, а затем, что-то решив для себя, вдруг также ловко кинул его в руки Алисии. – Я делаю это далеко не для себя. И раз уж ты здесь, а заниматься тебе всё равно нечем, оставь цветы в покое и сделай мне божескую милость. Почисть апельсинку. Мякоть можешь оставить себе, а мне нужна только кожура. Спасибо.

В довершении своих слов Мортемер совершенно очаровательно улыбнулся. Отказ не то, что неприемлем, а попросту исключён.

Ранее утро, когда день только вступает в свои права – это особенное, чарующее время. Воздух еще напоен волшебством ночи, когда тени не успели развеяться, когда еще чувствуется привкус снов, а на ресницах уже оседают первые солнечные блики-золотинки. Чуть прохладный ветерок заставляет морщиться, а если выйти на улицу, то можно почувствовать, как ноги утопают в утренней росе.

Сонный замок таит в себе множество чудес, и ты ощущаешь, как он постепенно просыпается, радуется новому дню, играет солнечными пятнами в коридорах, улыбается начищенными стеклами и готовит новые шалости для студентов, на день грядущий.

Настроение было деловым и самую чуточку лениво-рассеянным, девушка и сама еще толком не проснулась. Но происходящее заставило резко проснуться, и смотреть во все глаза. «Ага, рад он, как же», девушка весело фыркнула, отчетливо давая понять как сильно «верит» в радость от знакомства. «Ничего-ничего, ты у меня еще попрыгаешь». Злорадные мысли заставляли то и дело расплываться в ехидной улыбке.

Чары-то оборота на грани, еще совсем немного и они спадут, как проеденная молью одежка. Алисия всем существом ощущала, как тикают последние минутки, как нити магии расползаются, словно ветхая ткань под цепкими пальцами.

Лепестки ромашки облетели под неслышный шепот, от того приговор Томаса прозвучал, не оглушительно, но вполне отчетливо. Вот только провокаторшу это нисколько не расстроило. Она только пожала беззаботно плечами, тряхнув головой. Мол, нет, так нет. Не больно-то и хотелось. Сверкнув в ответ яркой улыбкой, и собрав лепестки, отпустила их в свободный полет, бросив в окно. Красиво.

Она видела, как Томас скривился, услышав собственную фамилию. Приподняв брови, изогнуть одну, как парень у нее все равно ни за что не получится, посмотрела вопросительно. «А что такое? К хорошему быстро привыкаешь да? Привык, что все зовут по имени».

- Парфюм? – Вот тут Алисия и в самом деле заинтересовалась. Абсолютно проигнорировав выпад в сторону Прешта. Догадался? Вот и умничка. Всегда был умным мальчиком. Правда после такой мысли так и хотелось потрепать его по белоснежным волосам. – Приворотные духи? Обалдеть. – Девушка удивленно воззрилась на студента.

- Хорошенькая же перспективка получить в подарок духи с приворотом. Это ж кому ж так «повезло». – Алисия сейчас даже не язвила как в начале разговора. В душе царило безмерное удивление.

Девушка почти спрыгнула с подоконника, чтоб подойти поближе, и понаблюдать за столь необычным действием, как приготовление зачарованных духов. – А какие еще духи могут быть? Томас ты, где был, что вернулся такой умный, а?

Вся напускная профессорская серьезность слетела с девушки в одно мгновение, возвращая природное любопытство. Она все же спрыгнула с подоконника, подходя ближе, осматривая приготовления парня.

- Пока не расскажешь, что задумал… - Улыбка получилась… совсем другой. Ткань чар все истончалась и в облике то и дело начали проглядывать черты совсем другого человека.

- Эй! Ты не обнаглел, нет? – Прилетевшая апельсинка стала полной неожиданностью. Раньше Томас таких фокусов точно не выкидывал. Или же она недостаточно его знает? – Ты чего это кидаешься?

Апельсина была странной, или же сыграло свою роль что-то совсем другое. Едва только девушка успела перехватить фрукт в полете, почти автоматически. Все еще удивленно глядя на очаровательную и такую лукаво-нахальную улыбку доморощенного парфюмера. Но в воздухе уже сгустилась магия. Мгновение загустевшего воздуха, легкие искры перенасыщения и яркая вспышка, слепящая глаза. Чары рассыпались, как разбитое на осколки зеркало, казалось даже, что девушка слышит их звон. Пришлось сделать пару шагов назад, чтоб удержать равновесие. А ведь это не первое самоуправление, и раньше таких последствий не было, мелькнула чуть запоздавшая мысль. Раньше чужой облик стекал, как нестойкие краски под напором воды, сейчас же разлетелся битыми осколками.

Какая-то часть сознания даже успела порадоваться, что она спрыгнула с подоконника, а то могла бы благополучно вывалиться. Этого еще только не хватало, хороша бы была растяпа.

И вот уже перед парнем стоит совсем другая девушка. Привычно светлые волосы, серые лукавые глаза, веселая улыбка. - А ну иди сюда негодник. Ты где пропадал столько времени, а? Поросенок. Девушка на мгновение даже растерялась, то ли радоваться его возвращению, то ли отчитывать. – Нет, это ж надо. Исчез не попрощавшись, так хоть бы на одно письмо ответил. – Улыбка погасла, а Янка смотрела внимательно и чуть обижено. - Вот скажи мне, Томас, неужели это так трудно, черкнуть одну строчку. Просто написать «Все хорошо» и подписаться. Лукьяна выдохнула, на мгновение прикрыв глаза. - А вообще, я очень рада тебя видеть. Так что лови меня. – Звонкий смех рассыпался по комнате, а девушка после совсем коротенькой пробежки уже почти повисла на парне, обняв за шею. Давненько она так никого не шокировала. Пожалуй, только Эрику до этого она могла крикнуть «лови меня». Ну и что, что она профессор и ей типа не полагается. Не будет она строгим престрогим профессором. И вообще, профессора, не люди что ли… Спрыгнув обратно на пол, осмотрела с любопытством Томаса еще раз. - А скажи-ка мне, мил друг, кого это ты привораживать собрался, а? Кстати, да, на счет запрета все серьезно, так что ничего влияющего на сознание. Иначе придется изъять. Но парфюмерия это интересно, ты же меня научишь да? Янка ловко очистила, так и не выпущенную из рук, апельсинку и разломила пополам. - Итак, делим на три части, одну мне, вторую тебе, - вручив торжественно половину мякоти, - а шкурку для духов. Все честно? – Вскинула вопросительный и в то же время такой доверчивый взгляд на студента. Глаза искрились весельем, а внутри уже искрилось то будоражащее чувство, в ожидании интересностей.

Он наблюдал за ней исподлобья, не поднимая головы и не оборачиваясь лишний раз в её сторону. Ничем не выдавая своих подозрений, — ни движением сосредоточенно-хмурых бровей, ни уголками кривящихся в тени усмешки губ. Чуть искоса, боковым зрением — слегка щурясь на солнечный свет, очерчивающий контуры сидящей на подоконнике девичьей фигуры. Что-то неуловимо знакомое проскальзывало в его нежданной собеседнице — в едва уловимом беззаботном пожатии плеч, в лёгком наклоне головы и прищуре сверкающих лукавством глаз. В переливе весёлого фырканья, в улыбке, от которой можно было ослепнуть.Что-то настолько знакомое, что даже не верилось — что оставалось только беззвучно фырчать себе под нос, в очередной раз упрекая себя в излишней параноидальности. Снова, Томас? Снова? На те же грабли? Он вновь и вновь пытался вернуться разумом к работе, в попытке оттеснить рабочей сосредоточенностью приступы по-весеннему обострённой ностальгии. Вот только мысли разбегались, как те пресловутые солнечные зайчики в чужих волосах, заставляя ловить краем глаза каждый отблеск в чернильном золоте. Интересно, существует ли безумие на три четверти? Сойти с ума в темпе классического вальса — в этом было что-то захватывающее. Какие же странные мысли приходят в голову, когда мир вокруг ещё не успел до конца проснуться…

Ему определённо надо больше спать… А ещё — завязывать так много думать и анализировать. Параноики, конечно, живут дольше, но при этом едут крышей не в пример легче.

Томас небрежно пожимает плечом, буквально кожей чувствуя чужой заинтересованный взгляд — но при этом всем своим видом показывая, что он бесчувственный торшер и его вообще никак не колышет реакция напротив.
Парфюм и парфюм — как будто студенты не ворожили в здешних стенах нечто похлеще обычных духов. Ну ладно, не совсем обычных. Настолько необычных, что Томас сам периодически с ужасом задумывался — какого же чёрта я творю...

Он с видом вселенской невозмутимости подхватывает бутылёк с жидкостью медово-жёлтого цвета, поднимая его на свет — кажется, вовсе не замечая чужой почти сарказм. Он прекрасно знает, где та черта, за которую переступать не стоит — потому что всю сознательную жизнь скользил по тонкой грани между «нельзя» и «можно». Живя где-то в серой зоне, между чёрным и белым — не некромант, но медиум, не безумец, но... настолько близко. Сознательно причинить вред тому, кто дал ему один из осколков смысла жить? Мортемер жёстко усмехается. Он ещё не настолько тронулся рассудком.

— На спирту, на масле, цветочные, цитрусовые, фруктовые, — Томас один за другим бесстрастно загибает пальцы на свободной от бутылька руке. Раз не уточнили тип классификации, то он имеет полное право оставить его на своё усмотрение — неудовлетворённое любопытство хуже любой пытки. Какая-никакая, а сладкая месть.

«Не поверишь, я был дома». Ему аж хочется искренне возмутиться, что он, так, на секундочку, всегда был таким умным, просто никто этого по достоинству не ценил, но не успел и рта открыть — Алисия оказалась рядом быстрее. На той тонкой грани, когда расстояние личного пространства летит к чёрту.

Он всматривается в лицо напротив, сейчас оказавшееся настолько близко, и… еле удерживает судорожный вздох, когда замечает отчаянно знакомые черты в совершенно чуждом облике. Как если бы поверх настоящей картины нарисовали другой рисунок, и теперь снимали слой за слоем уже ненужную краску — являя истину, скрытую за гуашью и акварелью.

Невозможно. Просто… абсурд.

Так что же это было? Действительно всего лишь нахальная насмешка? Игра? Или первая пришедшая на ум попытка сохранить собственное самообладание? Убедить себя, что ему кажется — в который раз, просто кажется. Томас кидает апельсин в девичьи руки, даже не подозревая, что будет после — даже не успевая достойно ответить на чужое возмущение…

Вспышка света режет по глазам беспощадно и резко. Заставляя чисто инстинктивно вскинуть руку к лицу, в попытке уберечь зрение, и отступить на шаг назад, в готовности обороняться или бежать. Чёрт знает, что это было — часть какого-то коварного плана, или простая случайность — шутка в любом случае вышла крайне несмешной. Он уже отводит ладонь, чтобы высказать всё, что думает по поводу попыток покушения на бывших префектов, но…

…но вместо заготовленной пламенной тиррады из горла вырывается лишь смешок. И тот — истерический. Он определённо не так представлял их первую встречу после долгой разлуки. Я понял, Вселенная, тебе нравится надо мной издеваться… — Томас всматривается в серые глаза напротив, знакомые и родные до боли. Как ты от Судьбы не прячься, она тебя везде найдёт, верно?

Он даже не знает, радоваться ли ему, или начинать молиться всем известным богам. Едва Лукьяна раскрывает рот, как Томас рефлекторно отступает назад, приподнимая руки в примеряющем жесте, мол «Я безоружен, видишь, только не бей». Он столько раз представлял их встречу, столько раз продумывал, что он скажет, но как это обычно бывает — в самый ответственный момент все важные слова куда-то благополучно исчезли. И всё, что тебе остаётся — это смотреть, как гаснет едва зажёгшаяся улыбка, и как глаза напротив смотрят серьёзно и внимательно — ожидая ответа. А что он может сказать…? Что впервые слышит о письмах? Что он не получил ни одного за время своего пребывания в родном мире? Да и не особенно надеялся получить — там, где ему довелось побывать, даже совы пролетают редко. Он бы ответил, видят духи — если бы было на что отвечать.

Томас выдыхает в унисон Лукьяне — чувствуя, как где-то под сердцем шевелится совесть. Ну не молчи уже, скажи что-нибудь. Делает шаг вперёд…

И тут же ловит в свои объятия бросившуюся к нему на шею девушку. Даже не успевая вдохнуть — только перехватывая руками удивительно стройную талию и прижимая к себе, удерживая обоих в вертикальном положении. Надо же, а он уже и забыл, что может так удивляться…

Томас не может отказать себе в минутной слабости — чуть зарыться носом в ворох светлых волос, вдыхая оглушающий запах мёда. А затем — вдруг подхватить под коленки, отрывая ноги Лукьяны от пола, и начиная её кружить по лаборатории — с совершенно нахальной, и при этом тёплой усмешкой на бледных губах. Было у кого учиться.

— Я тоже рад тебя видеть, Яна, - выдыхает искренне Мортемер, как только с некоторой неохотой выпускает девушку из своих рук. И что, что профессор? И по уставу не положено? Пока не вошла в свою полную силу круговерть повседневных забот, можно и забыть на пару часов о своём статусе и прямых обязанностях. Будет ещё время для формальностей.

— А оправдания по поводу моего «молчания» ещё принимаются? — Томас дёргает уголком губ, но смотрит предельно серьёзно. — Лукьяна, ты можешь мне не верить, но за всё время моего отсутствия в замке я не получал ни единого письма. Ни от тебя, ни от кого либо ещё. Весь этот год я был даже не в Магисмо, а в родном мире, на Земле. Да и там я не сидел на месте, меня успело изрядно помотать по свету. Если совы меня и искали… то попросту не нашли. И…

Мортемер умолк, как будто вспомнив о чём-то важном, и неожиданно запустил руку во внутренний карман пиджака, привычным жестом доставая оттуда ежедневник. А из него — чуть побтрёпанный по краям конверт со знакомой изящной подписью.

— Это тебе, — Томас с лёгкой улыбкой протягивает письмо девушке. — У меня не было возможности отправить раньше. Приходится передавать лично. Оно прошло со мной долгий путь…

На бумаге ажурный вензель букв гласил незамысловатое «Лукьяне Гладиш от Томаса Мортемера». А на все остальные вопросы девушки парень лишь загадочно улыбается, отходя к столу и запуская руку в многообразие разложенных трав.

— Are you going to Scarborough Fair?/Поедешь ли ты на Ярмарку в Скарборо?

Он вытягивает из общего вороха веточку розмарина, поднося её к носу и вдыхая насыщенный запах. Да. То, что нужно.

— Parsley, sage, rosemary, and thyme/Петрушка, шалфей, розмарин и чабрец.

Даже не поворачивает голову в сторону девушки, лишь слегка покачивается на месте с пятки на мысок — повторяя такт знакомой с детства мелодии. Не поёт — а почти мурлычет, изредка лукаво поглядывая на стоящую рядом Лукьяну.

— Remember me to one who lives there/Напомни обо мне кое-кому, кто там живет,
She once was a true love of mine/Когда-то она была моей настоящей любовью.

— Всё-то тебе расскажи, — куплет английской баллады обрывается неожиданно, когда парень беззлобно фыркает и легко щёлкает девушку по кончику носа. Совершенно не больно, далеко не в попытке навредить. Видимо, прожитые годы поубавили в нём сдержанной аристократичности, но честно? Томас об этом не особенно жалел. — Любопытство сгубило кошку. Пусть это будет небольшой сюрприз. И не волнуйся, ничего противозаконного я делать не собираюсь.

Аристократ не может удержаться от лёгкой усмешки, когда возвращается обратно к столу — откладывая розмарин чуть в сторону, чтобы не потерять из виду.

— Это не совсем приворот. Духи скорее раскроют всю гамму уже существующих у человека чувств, так что никакого принуждения. Лишь торжество истинной любви — для остальных людей парфюм будет самым обыкновенным. По крайней мере, так должно получиться в теории, а на практике… признаюсь, это мои первые магические духи. Задумка вполне может и прогореть. Да и учитель из меня такой себе.

Томас тихо хмыкнул, c лёгким недоумением оглядывая протянутую ему половину мякоти. Даже если он и хотел возразить, то при взгляде на искренние и доверчивые глаза девушки у него попросту язык не повернулся отказать. Не тогда, когда на него смотрят, как на волшебника в голубом вертолёте — в ожидании чудес…

— Честно, — выдохнул в конце концов Мортемер, философски принимая сочную мякоть апельсина. И, отделяя одну из долек, призадумался, смотря внимательно на свою собеседницу. — Научить… а начать с чего? Все преподаватели проходили через это чувство совершенной растерянности?

Парень тихо усмехнулся уголком губ, задумчиво оглядывая заваленный ингредиентами стол.
— Смотри. Из чего состоит любой парфюм, даже самый обыкновенный? Из основы и компонентов, которые создают непосредственно аромат духов. Парфюм может быть на основе спирта или масла без запаха. Духи на масляной основе получаются стойкими, но сдержанными, в то время как на спиртовой основе они проявляют себя ярче, но выдыхаются гораздо быстрее. Лично я в качестве основы использую миндальное масло.

Томас указал на бутылёк, который до этого просматривал на свет.

— Спирта нет, так что будем делать духи на масле, если ты не против. Теперь по компонентам. В каждом парфюме есть строгая иерархия ароматов, из которой и состоит сам запах. Делится она на три ноты — верхнюю, среднюю и базовую. Верхняя нота — то, что мы чувствуем, когда только наносим духи на кожу. Первая волна свежего бриза на подходе к морю, скажем так. Средняя нота — это основной аромат, который мы слышим чётче всего. Непосредственно море. И наконец базовая нота — шлейф, который испаряется на протяжении нескольких дней. В зависимости от нот подбираются и соответствующие ароматы — для верхней ноты обычно используются «летучие» запахи вроде цитрусовых и пряностей, для средней — цветочные, а для базовой — древесные ароматы. В ежедневнике у меня была где-то градация ароматов… где же она… а, вот.

Мортемер положил книжку на стол, оставив переплёт раскрытым на таблице с запахами.

— Хоть говори, если что непонятно. А то я чувствую себя как-то крайне неуютно…